список внешностей
мне сотни раз задавали вопросы по поводу моей красоты. и, по правде говоря, это мне очень не нравится. нет никакого секрета. внешностью своей я благодарна богу и родителям. Не стоит думать, что если вы подкрасите глаза и наденете красное платье, а не голубое, то что-то поменяется. мир обманчив. красота еще никогда не спасала мир. а тот, кто красив, не такой как все, его просто задушит общество. /с./ мишель мерсье

Код:

[align=center]ваше имя на анг - [url=ссылка на профиль]внешность на анг[/url][/align]

S a l a i s u u s !
в ы  н е  м о ж е т е  о с т а н о в и т ь  т о г о,  к о г о  н е  в и д н о
сюжет / фак /  инф о газете / путеводитель / профессии
нужные / хочу к вам / шаблон анкеты / внешности / имена
Добро пожаловать на самый холодный проект в мире. У нас есть северный ветер, нераскрытые секреты и теплое местечко для тебя. Его мы долго стерегли морозными днями и ночами, но вот ты тут, кажется, в полной уверенности вернуться домой. Тихая и таинственная Финляндия уже в предвкушении новых захватывающих приключений. И сегодня ничто не властно над нами: ни звезды, ни многообещающие провидцы. Только ты сам пишешь свою историю, только ты сам принимаешь решение, которое понесет за собой те или иные последствия. В добрый путь, наш сердечный друг. Пусть тусклое солнце и искрящийся снег освещают твою дорогу! 
Подумайте о нас и не забудьте вставить в код. Спасибо(!)

Код:

[i]Имя внешности со строчной буквы на англ. яз.[/i] свой вариант [b]ваш ник[/b]

Код:

[i]Имя со строчной буквы на англ. яз.[/i] свой вариант [b]ваш ник[/b]

заглянуть в придержанные внешности до 13 мая: по алфавиту до 16 мая: по алфавиту

подсмотреть придержанные имена_фамилии до 13 мая: по алфавиту до 16 мая: по алфавиту

Рагнар Илверс • Ragnar Ilvers
40 лет / владелец бара / безликий(подбор информации) / pedro pascal
Любой текст на ваше усмотрение. Это своего рода обращение ко всему миру, ваш девиз или же что-то еще. Проявим фантазию!
 
I
Думай про меня
Я рассказал бы тебе всё, что знаю, только об этом нельзя говорить.
Мне нравится сидеть в гостиной подле камина нашего старого дома, у которого и крыша давно прохудилась, и оконные ставни отвалились. Почему? Во-первых, я курю трубку, которую мне подарил мой верный друг, а она просто восхитительна. Во-вторых, если занять коричневое кресло, а не зеленое, то взор будет направлен на очки моей бывшей жены с цветными стеклышками. На солнце они переливаются и отдают, то зеленым, то фиолетовым - сам не пойму, и в эту минуту я вспоминаю все, что со мной было. В голове тут же возникает образ любящий матери и ее красная помада. Она любила яркие краски, хоть и местным это никогда не нравилось. Они считали ее вульгарной и броской для такого тихого поселка. Конечно же она их не слушала и делала все по-своему: то наденет цветочную юбку, то распустит свои длинные черные волосы. К слову, ее трудно было назвать нормальной матерью, она была вне стандарта. Мы редко ходили в парк, она не баловала меня подарками, но всегда была добра и справедлива. Даже когда в детстве я корчил рожи у доски, подкладывал учителям кнопки и крушил соседские сады, она всегда знала, как поступить, чтобы мне стало стыдно, чтобы проучить меня. Иными словами, я благодарен ей за все, ведь именно она сделала из меня Человека.
Яркое пятно моей скромное жизни - первые мысли об образовании. Сказать по правде, это был не мой порыв, а моих учителей, которые запихнули в мою голову, что я просто обязан учиться в крупном городе. По их словам, я был толковым парнишей и уж точно не должен был пропасть с такими мозгами. К несчастью, они так и не уговорили меня переехать в столицу, чтобы начать новую жизнь, имеющую перспективы и высокие цели. Отказался я по одной простой причине: у моей матери обнаружили чертов рак, который в последствии дал многочисленные метостазы. Весь свет, присущий ей в более лучшие годы, куда-то исчез, осталось лишь бледное лицо и слабая усталая улыбка. Мужчины и юнцы, восхищавшиеся ею все прошлые годы, стали обделять своим вниманием, отчего она становилась еще печальнее. Я помню, как решил, что остаться с ней - этой мой долг. По натуре я человек простой, и если вижу, что мое присутствие необходимо, а я был единственным близким человеком матушки, всегда готов пойти навстречу. Вычитывая научные статьи, я раз и навсегда поставил крест на успешном будущем. Тогда мне было семнадцать.
После школы я устроился на почту, разносил газеты и письма с шести утра и до позднего обеда. У меня был старый ржавый велосипед, которым я крайне гордился, ведь смастерил его на заднем дворе собственноручно. Объезжая поселок, широко улыбался каждому прохожему, хотя и не понимал, зачем это делаю, ведь в жизни был абсолютный кавардак. Все деньги шли на лекарство для моей старушки, некоторые гроши я проигрывал в карты, засиживаясь в баре то с пьяницами, то с босыми бедняками. Иногда я ходил туда же, только на танцы, чтобы найти подругу и скрасить свою скучную жизнь. Везло мне редко, и в этом виноват я сам. То волосы не понравятся, то ноги; в те годы я был особенно занудным и дотошным зрасранцем. К тому же, некоторые из дам совершенно не умели двигаться, и мне приходилось таскать их по паркету, как старую фермерскую клячу. Никому не в обиду. Однако один раз я пришел туда и не разочаровался в потраченном времени. Как сейчас помню, будто бы это было вчера или даже сегодня вечером, у стенке с плакатом "the beatles" стояла дочь владельца заведения и тихонько дергала ножкой в такт. Я заметил, что каждый раз она повторяет то или иное движение определенное количество раз. Семь поворотов головы в правую сторону, затем в левую, семь хлопков в ладоши, семь жевательных резинок за раз. Вспоминается, что на нее никто не обратил внимание. А я, как самый ярый любитель деталей, не мог пропустить такого. Познакомившись с ней, я впервые услышал о такой штуке, как обсессивно-компульсивное расстройство эпизодического характера. В тот злополучный момент я улыбнулся, как дебил, хотя ничего смешного в этом не было, просто мне показалось это даже милым или особенным, и сказал, что все у нее будет хорошо. Через год мы поженились.
В двадцать два года я все-таки потерял мать. Она скончалась в деревянной беседке за книжкой - приступ убил ее мгновенно. На полу были разбросаны пионы, вероятно упавшие с худых колен, черт знает, а на губах застыла грубая бледная полоска: в последние годы жизни она часто так зажималась. Я остался совсем один со своим бардаком в голове. После смерти самого близкого человека у меня появился страх, что небо заберет еще и мою супругу, поэтому стал  больше беспокоиться о ее здоровье. Мало того, что водил на встречи с психиатором, так и заставлял сдавать бесполезные анализы. До чего же я докатился, вы бы видели. Каждый день я пытался взять себя в руки, но вытекал через пальцы. Я был в ужасном состоянии и разлагался с каждым восходом солнца. Естественно, жить с таким человеком, как я - дело нелегкое, с которым моя жена мириться не могла. Мало того, что я вызывал у нее очередные неврозы, были и крики, и скандалы вплоть до серьезных обвинений и мыслях о разводе. Признаю, что вел я себя отвратительно, но лишь потому, что был зол на себя же. На то, что ничему так и не учился, в то время, как многие из моего выпуска присылали новости о студенческой жизни. На то, что так и не смог сберечь матушку и ее кокетливую улыбку. Окончательно запутавшись, я подвел свою жену к одному из самых сложных решений. Она покинула Нуоргам ранней весной и больше не возвращалась. Впрочем, она предупреждала меня об этом.
После того, как меня покинула моя муза, мое вдохновение, мое все, что касается личной жизни, я стал похож на старый пыльный носок, который и столетнему деду не пригодился бы. Оставаться в поселке не было смысла, ведь меня тут ничего не держало. Осенней ночью я исчез, зарыв обручальное кольцо под старым дубом, раз и навсегда, как я думал тогда, попрощался с этим местом. А моя новая страница жизни началась в столице Финляндии. Там ничто не напоминало о родном клочке и всем случившемся. Меня забросило туда по чистой случайности: я проехал свою остановку и оказался в самом сердце Финляндии. Найти работу было не так просто, поэтому я подрабатывал то там, то тут - хватался за любую возможность. У меня была комната под крышей и губная гармошка, подаренная женой. Я думал отправить ей письмо со словами прощения, но решил, что так будет еще хуже. Чтобы рана зажила - надо дать ей время и спокойствие. У меня этого было  более чем достаточно, ибо я никуда не спешил. Никогда не умел, да и сейчас не умею бросаться от одной женщине к другой. Так и повелось, что существовал я после ухода от жены в полном одиночестве. Со всей этой меланхолией я вдруг обнаружил у себя страсть к письму и коротким рассказам. Печатая одну букву за другой на ветхом компьютере, я мечтал, как поделюсь своими строками со всем миром. У меня снова появилась идея, которая исчезла сразу же после среднего образования, и я бегал в различные редакции, подсовывая рукописи то одному важному работнику, то другому. Когда же меня не оценили по достоинству, я окончательно разочаровался в мире. На все нужна была реклама, деньги, "свои люди", просто таланта и легкой руки оказалось недостаточно. Все свои творение я сжег в лесу вблизи Хельсинок или около того. Больше я не выражал свои мысли в прозе. Никогда.
В тридцать два года я окончательно свихнулся. Меня конечно же не положили в психушку, но я знал, что со мной что-то не то. В такие годы положено иметь семью, детей, домашний очаг и хорошо оплачиваемую работу. Да, все правильно, ничего из этого у меня не было и быть не могло. Однажды я осознал, что все прошло мимо меня. Я упускал каждую возможность, которую только могла предоставить мне жизнь. Сделавшись как раз тем самым уставшим взрослым, я по глупой случайности, то есть по пьянке, зарегистрировался на сайте знакомств. Мои закидоны никуда не делись, напротив, их стало еще больше. Практически никто не привлекал мое внимание, лишь скромная девушка в чате с филологического факультета. В основном мы говорили с ней о книгах и как-то перешли к месту и времени встречи. Угадайте, что я увидел, когда повстречал ее на центральной улице? Ей было всего лишь шестнадцать, юная и рассудительная, она шла ко мне бодрым шагом, в надежде на то, что я ее не раскушу. Я не стал противиться нашего общению, но старался держать ее на расстоянии. Старался. Ну очень старался. Довольно-таки скоро мы стали близкими друзьями, чуть ли не лучшими, я вновь почувствовал поддержку и опору, о которой уже и не мечтал. Она читала мне стихи, многозначительно смотря в небо, я же читал ее всю: от мочки уха до мизинца на правой ножке. Эта загадочная особа в плисерованной юбке устроила меня на работу к ее отцу. Не знаю, каким чудом. Собственно, так я и стал промышленным альпинистом. Круглыми сутками счищал снег с высоток и мыл окна офисов. Моя спортивное телосложение и добротное здоровье позволяло мне работать чуть ли не круглыми сутками. Так я отвлекался от мысли, что постоянно крутилось в моем воспаленном мозгу. Скидываю одну кучу льда за другой, я все отдалялся и отдалялся от этой странной начитанной особы из всемирной паутины. Однажды, я ее совсем забыл.
Пол жизни промотав на всякую ерунду, у меня засосало под ложечкой: захотелось домой. Я привык к тому, что если уж что-то знаю наверняка - точно делаю. Вернувшись в Нуоргам, я почувствовал, как мне снова стало двадцать. Захотелось буянить и бросаться словами на ветер о том, что все впереди и я могу прожить год и два в свое удовольствие. Только вот все это уже в прошлом и нет никакого "впереди". Настало только сейчас, которое пришло ко мне все в том же баре. Заказав себе пиво в субботний вечер, я не удосужился посмотреть на того, кто мне его принес, а зря. Все понял только тогда, когда у дрожащей руки взыграл старый синдром и указательный пальчик семь раз отчеканил монетой об стол. Моя бывшая жена, хотя впрочем и нынешняя, смотрела на меня своими лисьими глазами, улыбаясь уголками губ. Как будто бы и не на что не злилась, и мне снова любимы и счастливы. Однако тут я ошибся. Впрочем, ничего нового, этим я занимаюсь по жизни - эдакое своеобразное хобби. К себе она меня и близко не подпустила, соврала, что кто-то у нее есть. Не знаю, так ли это, но наше обручальное кольцо висело у нее на шее, периодически позвякивая о какой-то талисман в виде месяца. Чуть позже она ввела меня в курс дела, тут я имею в виду рассказ о газете и безликих. Собственно, я не был удивлен: всегда знал, что наш поселок - слишком запутанное место. Здесь истории срастаются друг с другом так тесно, что людям становится сложно дышать. Помимо всего этого, супруга познакомила меня со своей дочерью. С девочкой мы особо не поладили, она восприняла меня, как чужака. К тому же, показалась мне закрытой и неразговорчивой. Особого интереса эта особа у меня не вызвала, однако "Голос правды" оказался весомым доводом, чтобы вновь не покидать родные края. Я стал безликим, подстроив свое вступление и принятие. Мне не кому было мстить, не о ком докладывать. Но я мог грамотно писать и доставлять секреты. Вся эта идея с тайнами славно вскружила мне голову. Я и по сей день являюсь сильным фанатиком Пророка и его действий. И знаете? В будущем надеюсь последовать его заповедям. Не потому, что я хочу вершить справедливость, а потому, что я впервые чувствую причастность к чему-либо. Искренне ваш.

Узнать сокровенное

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

II
Протяни руку
И в телефонной трубке эти много лет спустя - одни гудки.
Ваш ник + действующая связь в виде icq, vk или же skype. Почта принимается при условии, что она активно используется, личные сообщения - нет.
III
Проба пера
Не волнуйся, я не посвящу тебе больше ни сточки.

.

Как вы думаете, что такое работа? Люди твердят мне, что это рутина, что это необходимость. Я им не верю, потому что не разделяю данной точки зрения, а может быть и разделяю, только не стремлюсь это принимать. Так или иначе свою работу я могу описать только одним словом - спасение. Даже бокал виски не способен наделить меня теми чувствами и эмоциями, что я испытываю в больнице. Здесь я вспоминаю все и не вспоминаю ничего одновременно. Одновременно. Конечно же настолько, насколько это вообще возможно. Скальпель, как продолжение моего слога, а операционная, как часть моей души, понимаете? Трудно назвать такую деятельность рутиной после всего того, что ты ощущаешь, спасая или не спасая очередного пациента.
Ладно.
Я помню, как начался этот день. Это было лето. Нежаркое и не холодное - самое обыкновенное, какое оно бывает из года в год. А может быть я просто перестал замечать что-то? У меня была поставлена операция по замене клапана, но она благополучно накрылась медным тазом из-за моего недалекого интерна, вновь натворившего что-то, о чем я узнал в самый последний момент от глав врача. Здорово, не так ли? Я был зол. Неудивительно, ведь это мое типичное состояние со смерти супруги. Но зол не так, как обычно. Меня скорее огорчало то, что сегодня я не смогу играть привычную для меня роль - роль мясника. Вместо этого мне предстояло открыть приемные часы. А это означало только одно: толпа людей, которым нечем заняться, поэтому они решили лишний раз обратиться ко врачу. Сколько лет работаю, никто и никогда не приходил с чем-то серьезным в мой кабинет. С такими товарищами я сразу встречался в операционной, пичкая их наркозом и бог весть чем. И вот, огорченным всем тем, что перечислено выше, мне предстоял еще один нескончаемый серый летний день.
Какая благодать, что коридор был пустым, в то время, как я приближался к кабинету. Я чертовски люблю проходить мимо белоснежных стен больницы, считая шаги, а порой и минуты до поста, а затем до кожаных диванов и наконец до моего рабочего места. Рука машинально юркнула в карман хирургических штанов, выудив ключ. Но.
Наверное, если бы вы посмотрели на мое выражение лица, когда я увидел слегка приоткрытую дверь, вы бы засомневались, что я вообще здесь работаю и уж тем более числюсь как врач. Однако я знал, что со мной все в порядке, а вот с кабинетом - вряд ли. Когда я уходил, я железно помнил, что закрывал его. И даже если бы меня разбудили ночью, я бы вспомнил, что не забыл сделать это. Оставалось только два разумных объяснений случившегося: первое - это то, что я сошел с ума, чего быть никак не могло, а второе - кто-то открыл замок за меня, и мне уже не терпелось узнать, кто же это все-таки сделал.
Ладно.
С некой осторожность, которая не была присуще мне в таких ситуациях, я отворил дверь - та противно заскулила, словно бы ремонт два года назад делали не в нашей больнице, а в какой-нибудь еще. И знаете, все было как всегда: книги, папки, истории болезни, фотография дочери на столе, мои парадную туфли под ним и даже мой рабочий карандаш лежал так, где и обычно. Но вот, что странно. Пожалуй, человек, сидевший в приемном кресле не вызвал у меня подозрений. Он выглядел так убедительно, будто бы ко мне пришел еще один больной, бесполезно жалующийся на сердце. Почему бесполезно? Да потому что ему нужен очередной отгул на работе. Люди постоянно так делают, уж я-то знаю. Словом, декорации были то, что надо. Хорошо, что я работал не первый год и сразу же заметил блеф. Врачи очень внимательные гады, не пытайтесь обвести их вокруг пальца. Как бы вам самим не попасть впросак.
- Здравствуйте, - сказал я самым наивежливейшим тоном, какой только был у меня в запасе. Собственно говоря, к чему прерывать спектакль, если он все так нравится? Я решил подыграть, хотя знал, что тут что-то нечисто.
Обогнув рабочий стол из темного дерева, черт знает какого, я сел напротив моего "пациента", не спуская с него глаз. Родом он был точно не из Исландии, иначе я бы сразу понял, хотя и сам непонятно откуда явился в эту страну. Город всегда был маленьким, и я много, кого знал к тому времени, но этого мужчину видел впервые. Может быть мы и встречались, в чем я был не уверен, но я не придал этому значения. Так или иначе, мы никогда не были представлены друг другу.
- Марк Лёккен, чем могу быть полезен? - слегка нагнувшись вперед, я протянул ему руку в знак приветствия или знакомства, сам не пойму. Для вида я открыл один из своих ежедневников и тетрадь, в которой мы, доктора, обязаны фиксировать всех, кто приходил по тому или иному вопросу.
- Вы по записи? Как ваше имя, мне необходимо проверить по базе данных, - я вставлял одно клише за других, чтобы тот не успел придумать адекватный ответ. Легким движением руки я включил монитор старинного компьютера. Усмехнувшись про себя тому, что моя дочь, Штэффи, называет его допотопной никчемной машиной, я вновь взглянул на того человека, что сидел напротив. Мне уже хотелось услышать, какая ложь на меня обрушиться, ибо ни один из пациентов, даже самый долбанутый на всю голову, не взламывал замок моего кабинета.
Ладно.